Последний раз на улице Стратонавтов я была, когда война только начиналась. Это было в середине июня. Тогда я даже в страшном сне не могла себе представить, что такое может с нами произойти.
Стратонавтов – улица, расположенная рядом с аэропортом. Там находилась воинская часть. После первого кровопролитного боя за этот стратегический объект, который произошел 26 мая, мамы солдат — срочников поехали за своими детьми. Командир части вышел к родственникам, но служивых так и не отпустили. Даже не позволили им свидание со своими близкими.
Но улица! Эта улица в середине июня…
Утопающая в зелени фруктовых садов, она пестрела яркими летними красками благоухающих цветов в палисадниках. Мир и тишина, пока еще благополучие и отсутствие страха.
Это было всего полгода назад?!!…
… Сейчас, воспользовавшись короткими перерывами между боями, едем из центра Донецка на улицу Стратонавтов. За несколько километров до Путиловского моста начинается мертвая зона. Сюда не доезжает общественный транспорт, потому что дальше — опасно, да и некого больше возить. Здесь нет даже бродячих собак и кошек. Животные, хоть и бездомные, но — домашние. Домов больше нет. И сейчас все местные — бездомные.
Путиловский мост… Таким его никто не видел: раненый, изувеченный, с воронками в центре проезжей части и пробоинами на обочинах. Везде обгоревшие покрышки и оборванные провода…
Туман постепенно оседает на Город.
Когда подъезжаем к месту назначения, туман обволакивает все, как будто щадит нашу нервную систему, притупляя чувство восприятия реальности.
Вы когда-нибудь смотрели экранизацию романа братьев Стругацких «Пикник на обочине»? У Тарковского Профессор, Писатель и Сталкер идут в Зону… Зону неизвестности, окутанную страшным туманом. Там разруха и грязь, боль и борьба за выживание, а главное – за Истину. Борьба за Истину сейчас идет именно здесь, именно в этой «зоне».
… И все-таки, у Тарковского было красивее…
Улица Стратонавтов — это даже не Зона, это – кладбище. Кладбище, где похоронены благополучие и мир сотен семей.
Иду в тумане. И как в тумане. Сквозь него пытаюсь рассмотреть окрестности. Внезапно навстречу выходит мужчина. В обеих руках он тащит большие полиэтиленовые пакеты, наполненные до верху каким-то скарбом.
— Сталкер?
— Нет…
Пытаюсь завязать с ним разговор — бесполезно. Спокойная отрешенность каменного изваяния. Ни слез, ни сожаления, ни боли:
— В пакетах то, что осталось от моей жизни. Не надо меня ни снимать, ни фотографировать, — отрезал он.
Скорее, Профессор…
Без сопровождения не могу сделать ни шага влево, ни шага вправо. Опасно: либо неразорвавшиеся снаряды, либо обрушение конструкций. Следую четко за ведущим и озираюсь по сторонам.
Из тумана стреляют.
Мне уже даже не страшно. После увиденного «пейзажа» кажется, что страшнее ничего быть не может. Самосознание растворяется в этом безжалостном тумане.
Руины, руины, руины…
Я не верю, что это мой Город!
Я не верю, что это та улица, которая благоухала ароматами своих садов полгода назад! Этого не может быть! Это просто страшный сон.
Он прерывается чумазыми мужиками, которые приехали «домой». В багажник машины они складывают то, что смогли раскопать.
— Я работал в аэропорту, прожил здесь больше 30 лет… Теперь ни дома, ни работы…. Да что – я? Вот соседи напротив — они только купили дом. Отремонтировали… Сидели до последнего. Не знаю – живы ли они?
И снова – спокойствие, граничащее с безумием. Ни истерик, ни жалоб, ни обид. Тихо и спокойно мне поясняют:
— От соседей напротив остался обгоревший остов кирпичной кладки дома, а мы… еще восстановим свой дом.
Иду дальше. Дымок в печной трубе привлекает внимание. Тут еще есть люди.
-Это мой дом. Никуда не хочу уезжать – вся моя жизнь здесь, — говорит Ирина.
На «буржуйке» она кипятит воду для чая, прячется в подвал при обстрелах. И весной надеется восстановить свой разрушенный дом.
Один из ополченцев, который меня сопровождал в этой опасной «экскурсии», вдруг поднял детский пистолет, который валялся рядом с грудой обгоревших машин.
— Смотри, как я вооружился, — пошутил он.
А мне почему-то подумалось: «Не зря этот детский пистолетик остался здесь». Нашим детям, пережившим ужасы войны, такие игрушки больше не нужны…И как у Стругацких захотелось загадать единственное желание и крикнуть во все горло: «Счастье, для всех, даром! И пусть никто не уйдет обиженный» !!!
Елена Шинкаренко