В зоне СВО работают специалисты разных направлений со всех регионов России. Один из них — врач-хирург из Якутии Иван Эверстов. За год он помог тысячам пациентов. Оперировать приходилось не только гражданских и военных, но и украинских пленных.
«Родным пришлось соврать»
— Иван, почему вы решили сюда приехать? Не пожалели о своем решении?
— У меня изначально был план сюда приехать, но не получалось. Можно было заключить контракт через Министерство обороны. Но тогда поездка затянулась бы неизвестно на сколько. В случае чего я бы не смог приехать к своим родным. А у меня родители возрастные, у меня семья, трое маленьких детей. Поэтому я искал, планировал. Я знал, что ребята ездили в Ростов в госпиталь, но сюда еще никто не заезжал.
Когда населенные пункты в новых регионах распределяли между другими регионами России, шефство над Докучаевском поручили Республике Саха (Якутия). Соответственно, такие направления как образование, строительство, спорт, медицина курируют наши специалисты.
Сейчас время командировки я могу планировать сам. Если что-то случится или почувствую, что сильно устал или отдаляюсь от семьи, могу в любой момент вернуться.
Психологическое выгорание здесь происходит, и оно сказывается на тебе. Мне все родные говорят, что я стал немного другим.
— Родители и жена отговаривали от поездки?
— Если честно, никто не знал, что я сюда еду. Пришлось соврать: сказал, что еду в Ростов. Но родители даже этому противились, не хотели рисковать, потому что линия боестолкновения все равно близко. Когда мы сюда приехали, шел бой за Новомихайловку. Это где-то 8-11 километров.
Родители, когда узнали, где я, помолчали в трубку, не звонили пару дней. Потом все-таки приняли. Сейчас каждый день с ними созваниваемся. Волнуются, спрашивают, на сколько отодвигается линия фронта, когда уже обратно? Думал, ехать сюда на месяц-два и потом меняться. Но чем дольше здесь находишься, тем больше хочется остаться.
Жене сказал утром в день вылета. Перед тем как приехать сюда, три месяца отработал в районе — там платили немного больше. Подготовил финансовую подушку для семьи. Ведь когда мы ехали сюда, вопрос о деньгах вообще не стоял. Я сказал, что еду помогать своим ребятам.
Скажу честно, если бы сейчас зарплата была меньше той, что получал раньше, естественно, были бы сложности. У меня есть кредитные, ипотечные обязательства. Я бы не смог так долго здесь находиться. Но государство хорошо поддерживает, поэтому могу и семью обеспечивать, и задачи свои выполнять.
А вообще, надо сказать, что моя жена большая молодец. Она понимает, что мне временами очень тяжело. Я более чем уверен, что она скрывает от меня многие проблемы, говорит, что все нормально.
Различий в менталитете и в работе почти нет
—Как долго вы здесь?
— У нас командировка началась 28 февраля. Начали работать с 3 марта.
— Из красивой заснеженной Якутии вы приехали в степь, где нет лесов, другие люди. Был культурный шок, разочарование?
— В плане природы и погоды — да. А сильных различий в менталитете людей, которые здесь живут, я не почувствовал. У всех одни и те же проблемы, разговоры об одном и том же. У всех на первом месте семья, дети.
— Чем вы здесь занимаетесь?
— Я сердечно-сосудистый хирург. В Якутске работаю в республиканской больнице №2. Это центр экстренной медицинской помощи. Делаю операции на органах брюшной полости и грудной клетки, иногда онкологические. Кстати, для нас считаются нормой лапароскопические операции, а здесь это в новинку.
— Вам уже приходилось работать с осколочными и пулевыми ранениями? Есть ли разница в работе гражданского хирурга и здесь?
— В центре экстренной медицинской помощи сталкиваешься практически со всем. Были и обморожения, и пулевые, и огнестрельные. Так что разница в работе не ощущается.
Обычно врач-хирург занимается одним направлением. Например, он абсолютный профессионал в лечении желчнокаменной болезни, владеет методикой лапароскопических операций. Делает их безукоризненно, быстро, без лишних движений. Это называется плановая хирургия.
Больница, в которой я работаю, многопрофильная. В ней один рядовой хирург сталкивается со всем. Поэтому проблем в этом плане у меня нет.
— Вам приходилось оперировать пленных? Правда ли, что пленные испытывают страх, не доверяют врачам?
— Да, я оперировал пленных. Не скажу, что эти люди, попадая в больницу с ранениями, испытывают недоверие к нам. Они изначально в очень подавленном состоянии, не верят никому. Но как врач ты должен оказать помощь всем. Я очень надеюсь, что с той стороны происходит так же, что нашим военным тоже по-человечески оказывают медицинскую помощь.
— А как бы вы отреагировали на отказ коллеги лечить пленных? Допустим, из 20 врачей один говорит, что помогать им не нужно?
— Говорить можно многое. Можно испытывать неприязнь. Но при мне никто никогда не отказывался, не говорил, что не будет оказывать помощь и оперировать.
Мы интересуемся обстановкой, смотрим СМИ. И там часто проскакивает, что украинские пленные оружие в руках не держали. Сплошь повара, водители, тыловое обеспечение. То же самое они говорят и в больнице. В их слова не особо веришь, но в помощи не отказываешь.
— С кем вы чаще работаете: с военными или гражданскими?
— Мы не планируем, сколько в месяц будет военных или гражданских. Делимся по палатам и лечим тех, кто туда поступает. На мне примерно половина отделения, человек 15.
“За каждого болит душа”
— С бывшими пациентами общаетесь после выписки?
— Да, стараюсь поддерживать связь с ребятами, которые к нам поступали. Можно сказать, что военные уже стали нам братьями. За каждого болит душа, хочется помочь. И не хочется оставлять их тут одних. Поэтому тот врач, кто отработал здесь два-три месяца и проникся проблемой, стремится вернуться сюда снова.
— Вы один приехали или с другими врачами? Кто-то из них остался здесь, кроме вас?
— В нашей бригаде было два хирурга, два травматолога и анестезиолог. Все они уже уехали. У нас был договор с пометкой «до особого распоряжения», то есть, пока министр не отзовет назад. Но при этом мы в любой момент могли сказать, что заканчиваем работу и едем домой.
Два врача в возрасте уехали, потому что у них много работы в министерстве. Молодые уезжали по семейным обстоятельствам. Была бы возможность, они бы остались.
«Моя миссия еще не закончена»
— Какие моменты вам больше всего запомнились за время работы в ДНР?
— Многие военные, которые прошли через нас, вернулись домой. Они пишут, звонят, присылают фотографии, зовут к себе в гости.
Были те, кто поступал в угрожающих жизни состояниях. Иногда приходилось оказывать помощь экстренно, иначе пациент умер бы. Так было после тяжелых ранений. И мы вытягивали этих ребят. Они сейчас живут спокойно, очень благодарны. И все эти моменты запоминаются.
— С гражданскими тоже поддерживаете связь?
— Да, здесь есть много хороших знакомых среди врачей и пациентов. К нам же приезжают оперироваться из Докучаевска, Волновахи, Донецка, Макеевки, Старобешево и других населенных пунктов.
Если говорить о хирургической работе, в прошлом году мы сделали 470 операций, 98 из которых лапароскопические. Через нас прошли тысячи пациентов. Радует, что повстречал хороших людей больше, чем плохих.
— Если бы случилось чудо, и люди перестали болеть, чем бы вы занялись?
— Я нашел бы себя в другом призвании. Например, мне нравится копаться в машинах. Это тоже своего рода “лечение пациентов”.
— Что бы вы себе пожелали?
— Терпения, неиссякаемой веры и немного удачи. В душе я хочу домой, но считаю, что моя миссия здесь еще закончена.
Яна ДЕДОГРЮК, Давид ХУДЖЕЦ
Сетевое издание «Донецкое время»
