Бытие после боя

Ярко красные маки. Казалось, им здесь не место. Но они стали воплощением пролитой здесь крови. Бордовыми каплями они разбросаны среди буйной зелени, в которой утонуло село. Сразу за маками стоит разбитый дом с зияющими дырами в стенах и на воротах. Пустыми глазницами-окнами он печально глядит тебе в душу. В воздухе витает беззвучный вопрос: «За что?»

Мы приехали в многострадальный посёлок Никишино. Сейчас я всматриваюсь в дом, который был мне до боли знаком. Перед глазами стояли картинки из марта 2015-го. Такое вряд ли возможно забыть.

Их хоронили у своих порогов…

У меня под ногами — месиво из грязи, ржавых осколков, разбитого кирпича и гильз. Вместе с волонтерами гуманитарных организаций Донецкой Народной Республики в марте 2015-го я приехал в поселок Никишино. Буквально неделю назад здесь не стихали бои за населенный пункт. Сразу после освобождения села неравнодушные люди потоком хлынули сюда, чтоб помочь местным жителям, которые пережили ад.

Подошву ботинка пробил острый осколок, правую ногу пронзила боль. Повезло, что подошва задержала осколок, я вытащил из ботинка буро-оранжевый кусок смертоносного металла. Вся дорога была покрыта такими же «малышами». Металлический ковер. Слева от себя заметил молодую семью. Они убирали осколки, битое стекло и небольшие части разрушенного дома. Своим родителям с маленьким веничком в руках помогала крошка лет восьми. Они не сразу обратили внимание на гуманитарный конвой, который привез им лекарства, продукты питания и одежду.

Чуть дальше стоял грузовик. В кузове сидела девушка и раздавала пожилым людям гуманитарную помощь. Мне было неловко их фотографировать. Внутри было странное ощущение стыда. Я сочувствовал этим людям, так как думал, что понимаю, что им пришлось пережить. Истории, которые рассказали старики, достойны того, чтобы их услышали.

После недолгой беседы с одной из старушек в очереди меня окликнула женщина. Она увидела у меня в руках камеру и предложила сделать несколько снимков. Женщина с выплаканными глазами привела меня к дому. Точнее — к руинам, пепелищу, что когда-то было домом для большой и дружной семьи. И вот, предо мною груда обгорелого кирпича вперемешку с грязью и обгоревшими останками былой жизни.

«Снимай, снимай», — с отчаяньем и безысходностью повторяла женщина у меня за спиной. Их жизни были разрушены. Единственное, что давало им надежду — голоса журналистов. Они хотели, чтоб мир услышал об их трагедии.

Недалеко от этого места стояли две женщины и мужчина. Они о чем-то разговаривали. Я подошел и предложил им рассказать свои истории. Без опасений и испуга они поведали мне, в каких условиях провели последние 8 месяцев. В поселке людей осталось не так много. Большинство успели уехать. Кто решил остаться на своей земле, были вынуждены пережить ад.

Из всего изобилия трагических историй наиболее впечатляющей для меня стала история одних похорон. Шли ожесточенные бои. Женщину убило осколком в собственном дворе. Соседи сначала отнесли тело в гараж и посадили в кресло. Когда тело начало разлагаться, соседские парни под свист пуль и шквальный огонь артиллерии вырыли небольшую яму в огороде и рядом с деревом похоронили женщину. На тот момент, когда я был в Никишино, кладбище не было проверено саперами. Возможности перезахоронить тело не было. Хозяйка дома так и осталась лежать в собственном дворе, где смерть настигла её.

«Осторожно, мины!»

В лучах июньского солнца купается кошка, лёжа на лавочке у дома. На верёвке сушатся одеяла. Рядом с домом стоит стопка свежего кирпича в ожидании своего часа. Я узнал этот дом. В 2015-ом именно его показывала мне старушка, рассказывая об ужасах войны. В подсознании эхом отдалась её фраза: «Вот в этой летней кухоньке и живу. Слава Богу, хоть она осталась». Я всматривался в детали, но не решался зайти и поздороваться. Были все признаки того, что тут кто-то живёт. Наверняка, женщина продолжает жить в родном доме. Только я сделал шаг, как меня окликнули. Коллеги не хотели долго ждать меня. Нужно было двигаться дальше. Подошвой кроссовка почувствовал, что наступил на твёрдый бугорок. Им оказался хвостовик от мины. Его «лепестки» стёсаны. По ним неоднократно проезжала и тяжелая техника и гражданский транспорт. Этот факт дает говорит о том, что мина безопасна. Ещё несколько таких же я нашел рядом. Ими утыкан асфальт в Никишино.

Я забежал в автобус МЧС, где меня уже ждали журналисты. Проезжая по посёлку, обратил внимание, что заработал продовольственный магазин. Это слишком громкое название, скорее небольшой ларёчек. По соседству располагалась когда-то церковь. Лишь остов остался. Вместо старой святыни строится новая. Во многих уцелевших домах появились свеженькие пластиковые окна. Дома, где живут люди, легко отличить от пустующих. Убранная территория перед домом, вставленные окна, иногда даже попадались автомобили и мопеды. По пути нам встречались чаще пожилые люди. Детям, увы, здесь будет скучно: некогда роскошный сельский клуб, где раньше занимались танцами, пением и проводили концерты, разрушен; школа стоит в руинах.

Заезжаем в наиболее разрушенную часть поселка. В памяти это место запомнилось апокалиптическим пейзажем с полностью разрушенными землянками. Поле было располосовано окопами, в котором валялись неразорвавшиеся и деформированные снаряды, жестяные банки тушенки. Среди кучи мусора я нашел грязную детскую мягкую игрушку. Сейчас здесь всё иначе — природа зарубцевала шрамы от траншей. В неприметной яме я узнал бывший окоп украинских военных. Здесь безопасно. Это место проверено саперами МЧС ДНР. Сейчас проводится проверка соседнего поля. Что-то гудит. Поднялась пыль. Металлические гусеницы зашевелились, передвигая бронированную машину. Она очень похожа на танк.

«Она не годится для боевых действий. Поэтому она называется «гусеничная машина». Она разработана на базе Т-64, но вести бой она не может», — объясняет мне сотрудник МЧС.

К слову, нахождение в Никишино бронированной машины для разминирования насторожило сотрудников ОБСЕ. При каждом подрыве снаряда они приезжают и фиксируют всё в своих отчетах.

Колейным минным тралом «танк» прокладывает себе путь по минному полю. Для преодоления препятствий трал оснащен двумя откидными штангами, которые задевают за антенну мины и вызывает преждевременное срабатывание мины. Саперы обнаружили не транспортируемый снаряд от РПГ. Из-за деформации корпуса было решено взрывать на месте. Спасатели просят нас отойти подальше. Мы отходим на безопасное расстояние и навели свои объективы на место будущего взрыва. Гремит взрыв. Земля разлетается во все стороны. Первыми на место подрыва отправляются саперы. Следом мы. Через какое-то время прибыли пунктуальные международные наблюдатели. Засняли всё на свои телефоны и отправились к разрушенному Дворцу культуры. Следующий снаряд взрывает трал. Пыль и белый дым окутывает бронированную машину.

Израненная колыбель знаний

Под ногами хрустят битое стекло и кирпич. Бетонная балка обвалилась. Лучи света проникают в разбитое здание сквозь многочисленные дыры от танковых и артиллерийских снарядов. Повсюду лежат учебники и тетради, старые деревянные столы и стулья. Открыты настежь прогнившие деревянные окна без стекол. Абсолютно пустой стоит спортивный зал с одним уцелевшим баскетбольным кольцом. Зелень пробивает бетонный пол руин школы поселка Никишино.

Сельские школы очень похожи, но не поэтому это место мне показалось знакомым. Практически такую школу я увидел в поселке Степановка (вблизи Саур-Могилы). Добровольцы из «Правого сектора», оставляя населенный пункт, намеренно били по социально важным объектам. Они так и говорили, чтоб жизнь здесь было невозможно восстановить. Их «побратимы» в Никишино проделали ту же «спецоперацию».

По пути назад замечаем, что на истерзанном памятнике советскому солдату появился алый флаг. Несломленный солдат победоносно держит знамя Победы. На фоне памятника — разбитый клуб. Я его запомнил усыпанным битым кирпичом и разбитой детской площадкой перед ним. Местные убрали территорию вокруг дворца культуры. Белых бронированных машин здесь уже нет. Рабочий день закончился у международных наблюдателей.

Неизлечимые раны

Внутри меня спорные ощущения. С одной стороны — жизнь в Никишино понемногу вернулась. Люди стараются восстановить то, что ещё можно. Но их усилий недостаточно. Для того, чтоб местные могли полноценно вернуться к обыденной жизни, нужны колоссальные усилия и огромные деньги. Уничтоженные здания всё же не дают полностью насладиться мирной жизнью. В них будто бы остались свист пуль и мин, крики и стоны. Пережитое навряд ли получится забыть очевидцам тех кровавых событий. Оно останется с ними навечно. Ужасающие картинки боев за поселок будут будить ночью, как военных, так и гражданских.

Апокалиптическая картинка не в полной мере, но может рассказать об аде, творившемся здесь зимой 2015-го. Мне вспомнился доброволец из России, с которым я познакомился уже после того, как он ушел «в запас». Солдат в боях за Никишино потерял ногу. Только этот факт заставил его оставить оружие и заняться гуманитарной миссией. Денис, так зовут питерского добровольца, помогает раненным бойцам реабилитироваться, восстановиться, не пасть духом и разувериться в жизни. Тогда он мне рассказал следующее:

«Когда я был на войне, я много пил кофе. Я видел разрушения, смерти товарищей на фронте, обезумевших от канонады животных. В своем подсознании я возвращался домой, приходил в кафе и пил свой любимый кофе. После я вернулся. Как и мечтал, я зашел в любимое кафе. Наблюдал за тем, как рядом сидят обычные люди. Размеренно общаются на какие-то мирские темы. Я сидел с кружкой кофе, вдыхая его аромат полной грудью, и не мог отделаться от мыслей, преследовавших меня все то время, что я находился в мирном городе. Я думал о войне и о Донбассе. Не мог отделаться от навязчивой идеи вернуться в Донецк и снова воевать с товарищами, с которыми стояли в Никишино и штурмовали блокпост украинской армии под Дебальцево. Так получается, что там я мечтал о мирной жизни, а здесь думаю только о войне».

Увы, но война не проходит бесследно ни для кого…

Денис Григорюк,

фото — автора