Время неумолимо. Уходят ветераны Великой Отечественной войны, все меньше остается живых очевидцев того страшного времени. Тем ценнее общение с героями былых времен. Сегодня, уважаемые читатели, я предложу вашему вниманию интервью с Петром Матвеевичем Проценко, летчиком 1-го класса, полковником авиации, ветераном Великой Отечественной, Советско-японской и корейской войн. Спросите, почему именно с ним? Очень просто: Петр Матвеевич – мой родной дед, самый важный для меня ветеран. К сожалению, поздравить дедушку с Днем Победы в этом году мне удалось только по телефону – он живет в Минске. Ну ничего, даст Бог – еще свидимся…
– Петр Матвеевич, расскажите нашим читателям о себе.
– Родился я 24 августа 1923 года в селе Ольгинка Волновахского района Донецкой области в многодетной семье – нас было десять детей. Отец рано остался сиротой, поэтому и своей семьей обзавелся в раннем возрасте. Несмотря на тяжелую работу в колхозе, он всегда уделял должное время воспитанию своих детей. Мы всегда чувствовали его любовь и внимание. Жили бедно, но счастливо, у нас было то, чего нет у современных детей, – жизненные испытания с детства. Каждый из нас работал наравне с родителями, чтобы хоть как-то помочь им. Вот такие условия я считаю самыми лучшими, для того чтобы ребенок рос не эгоистом, а настоящим человеком, который в случае чего и жизнь свою может отдать за народ и Отчизну. Характеры закалялись с детства. После 4-го класса я с семьей переехал в Петровский район Сталино, там и продолжил обучение. Отец пошел работать грузчиком на железную дорогу, мама же, трудясь в колхозе, умудрялась воспитывать всех нас и заниматься хозяйством. Решение посвятить свою жизнь Родине я принял еще в школе, так как буквально заболел небом и мечтал стать летчиком.
– Как вы шли к своей мечте?
– Усиленно занимался спортом, впоследствии, в 1940 году, записался в аэроклуб. После школы поступил в летное училище в Киеве, но закончить его не довелось, так как началась война…
«Даешь Киев!»
– То есть войну встретили в Киеве? Участвовали ли в обороне этого города?
– Так точно, только оборонять Киев пришлось не в авиации, а в пехоте, там и получил свое боевое крещение и первую медаль «За боевые заслуги». Противник нас превосходил почти втрое, но молниеносного захвата города, который планировал Гитлер, не получилось. Отступая под ударами немецких войск, несмотря на тяжелые потери, мы яростно сражались, многие мои товарищи погибли в эти первые дни войны.
Хорошо помню, что активное участие в обороне города принимали местные жители. С начала войны многие киевляне ушли на фронт добровольцами, а в городе было создано народное ополчение, остальные жители работали на строительстве оборонительных рубежей. Вспоминая те страшные дни, я хочу отметить тот факт, что наш народ бился до последнего, не жалел не капли своей крови и противнику крепко доставалось уже тогда. Но к сожалению, город пришлось оставить…
Поражение под Киевом стало тяжелым ударом для всей страны. Помимо многочисленных человеческих жертв, Советский Союз потерял почти всю Левобережную Украину, что открыло противнику дорогу на Восточную Украину, в Приазовье и Донбасс. Однако, как я узнал уже после войны, мы погибали под Киевом не зря, так как героическая оборона города сыграла огромную роль в ходе всей войны – она отвлекла крупные силы группы армий «Центр» на юг, что нарушило общий стратегический план немецко-фашистского командования молниеносной войны против СССР, задержав на два месяца наступление на главном, Московском направлении. Именно это промедление и позволило советскому командованию подготовиться к обороне столицы. Так что, не задержи мы основные силы вермахта под Киевом, может быть, и не было бы победы под Москвой со всеми отсюда вытекающими последствиями.
– Куда вас перебросили после обороны Киева?
– После Киевской операции нас, курсантов летного училища, отправили доучиваться на Урал. Уже там зачислили на летные курсы, которые длились всего 10 месяцев, но даже этот срок, короткий для подготовки квалифицированных летчиков, казался ужасно долгим, так как на фронте тем временем шли страшные бои, и мне хотелось поскорее вернуться, чтобы бить врага уже в небе. Курсы я закончил на отлично, мне было присвоено первоначальное воинское звание – младший лейтенант.
– Вы стали летчиком-истребителем?
– Нет, я стал летчиком штурмовой авиации, но ни капли об этом не пожалел. Истребители – это, конечно, романтика, про них и фильмы часто снимают, но без штурмовиков было бы не сладко сухопутным частям – именно благодаря нашему прицельному огню вермахт нес большие потери в живой силе на земле, что, конечно же, не могло не сказаться положительно на выживаемости наших пехотинцев. Важно, что я выполнял главную свою задачу – уничтожал фашистскую нечисть, которая пришла, чтобы стереть с лица земли наш народ. Честно говоря, я их даже за людей не считал, так что не могу сказать, что убивал людей, потому что солдат, выполняющий преступный приказ по уничтожению населения, – это уже не воин, а палач, и заслуживает он только одного приговора: неминуемой смерти.
– Но ведь не все немцы были нацистами…
– Я этого и не говорю. Не все немцы нацисты, но все военнослужащие вермахта были убийцами, так как они выполняли приказ своего фюрера, а тот хотел сделать из нас рабов, скот для бойни. Так чем они тогда лучше своего лидера?! Они и есть нацисты, убийцы! После войны я увлекся историей и читал про некоего Фрица Шменкеля, который, будучи немцем, воевал на нашей стороне, потому что осознавал ужас того, что делает его народ. Ему было стыдно за немцев и он воевал против соотечественников, причем воевал так умело, что даже Героя Советского Союза получил, правда, посмертно. Вот таким немцам честь и слава, так как они не побоялись поставить свою жизнь на кон, ради того чтобы остаться людьми.
Днепровский рубеж
– Петр Матвеевич, в каких еще крупных операциях участвовали?
– Для меня, наверное, одной из самых значимых операций была Битва за Днепр. Точнее, это целый ряд операций. В начальный период боев за Днепр наша задача заключалась в том, чтобы помочь наземным войскам удержать, а затем расширить захваченные с хода плацдармы на правом берегу реки. Гитлеровцы, для которых форсирование Днепра Красной Армией с ходу было неожиданностью, предприняли отчаянные попытки, чтобы вытеснить нас с правого берега реки. Против наших плацдармов были брошены большие силы пехоты, танков и авиации.
Небо над Днепром было ареной ожесточенных воздушных боев, которые вспыхивали на большом пространстве между группами самолетов самого различного состава. Бомбардировщики врага, появляясь большими группами (по 40–70 самолетов), стремились бомбардировать наши войска, захватившие плацдармы на правом берегу Днепра, разрушить переправы через Днепр. Применяя самые различные варианты полетов – то бреющие, то с больших высот, – враг старался пробиться к плацдармам. В ряде случаев это ему удавалось. Однако у немцев не получилось разрушить переправы наших войск и изолировать части, находящиеся на плацдармах, так как истребители сорвали эти замыслы противника.
В то время как истребители прикрывали наземные войска и переправы через Днепр, мы – штурмовики и бомбардировщики – ударами с воздуха взламывали укрепления врага, содействуя нашим войскам в форсировании реки, в захвате и расширении плацдармов. Большое искусство требовалось для организации ударов бомбардировщиков и штурмовиков по опорным пунктам противника, расположенным вблизи наших наземных войск, захвативших плацдармы на правом берегу реки. Чтобы детально изучить оборонительную полосу противника и выявить наиболее важные цели, нам неоднократно приходилось выезжать в наземные войска непосредственно на передний край. Это помогало впоследствии безошибочно находить цели и точно их поражать.
– На каком самолете вы сражались в этих боях?
– Тогда я летал на Ил-2. Хочу отметить, что это было эффективнейшее средство борьбы с фашистской артиллерией, минометами и танками. В борьбе за плацдарм оборонительная полоса гитлеровцев на правом берегу Днепра была исключительно мощной, там было сконцентрировано большое количество артиллерии и минометов. Располагаясь в ряде мест на высоком правом берегу, противник мог просматривать все левобережье и поражать настильным огнем пулеметов и орудий подходы к водному рубежу. Перед нами, штурмовиками, была поставлена задача подавить артиллерию и минометы противника, расположенные на переднем крае, на тех участках, где намечался прорыв вражеской обороны.
На одном участке фронта, где был намечен прорыв, мы вначале нанесли два удара, впоследствии вылетели еще раз, при этом удалось применить новый тактический прием, который оказался полной неожиданностью для гитлеровских зенитчиков, – привыкшие действовать по шаблону, гитлеровцы оказались не в состоянии эффективно противодействовать нам. Дело в том, что еще в предшествующих полетах мы выявили расположение фашистских зенитных батарей и тактику зенитчиков. Было установлено, что, организуя зенитный огонь, гитлеровцы исходят из того, что штурмовики будут идти с левым кругом (как делали раньше), и подготовили прицелы и орудия для стрельбы по самолетам, заходящим с левым кругом и уходящим влево от цели. Тогда мы применили правый круг и тем самым спутали все расчеты врага, зенитная артиллерия гитлеровцев не смогла эффективно противодействовать нам. Мы на своих Ил-2 беспрепятственно уничтожали артиллерийские и минометные батареи, расстреливали из пулеметов орудийные расчеты.
В результате все огневые средства противника на этом участке фронта были подавлены в течение 30–40 минут. За это время наша пехота стремительным броском преодолела водный рубеж.
Победа в споре ценой в жизнь
– Как сложилась ваша дальнейшая судьба?
– Продолжал освобождать Родину от немецких захватчиков. После нашей Великой Победы был переброшен на Восточный фронт, где пришлось сражаться с японцами. Туда я прибыл уже командиром эскадрильи штурмовиков. Для меня Советско-японская война – особая рана на сердце, так как там был подбит мой товарищ, с которым мы прошли всю войну. Причем мы долго с ним спорили, кто полетит, его эскадрилья или моя, и он победил в споре… К сожалению, на этом вылете он и погиб, уже после Победы… Светлая ему память, всю жизнь о нем вспоминаю!
– Вы говорили, что участвовали в корейской войне, как это было?
– Самым обычным образом: дали приказ – мы и полетели. Долгое время информация об участии наших летчиков в этой войне скрывалась, так как нельзя было нас туда официально впутывать, но сейчас-то запрет снят. Хотя я все равно не буду по этому поводу слишком многословным. Скажу лишь одно: за 1953–1954 года имею две награды Китайской Народной Республики.
– Что было после войны?
– После войны по каким только гарнизонам меня руководство не бросало: Омск, Томск, Чита, Бобруйск, а последним местом службы стал Минск, где я и живу по сей день. В Чите встретил свою любовь (она была тоже военнослужащей), женился, в браке имею двое детей. Сын пошел по моим стопам и так же, как и я, стал кадровым офицером, служил в РВСН (ракетных войсках стратегического назначения). Сына я, кстати, пережил… В армии же я прослужил 30 лет, а потом с почетом вышел в отставку, хотя, честно говоря, уходить не хотелось.
Не стареют душой ветераны!
– Не загрустили в связи с выходом на пенсию? Столько лет в войсках… Наверно, чувствовали себя не в своей тарелке?
– Да нет, скучать не было времени. С 1971 по 2000 год работал военным руководителем в минской школе № 109, старался привить школьникам знания и умения в деле защиты своей Родины. Сейчас же увлекаюсь резьбой по дереву, занимаюсь спортом. Зиму провожу в столичной квартире. Весной отправляюсь на медкомиссию, здоровье позволяет получить заветную справку, разрешающую водить автомобиль, зрение у меня практически стопроцентное. И это после того, как я из-за радиационного облучения потерял все зубы – в 1960-е годы совершил нескольких полетов над полигоном во время испытаний ядерного оружия, думал, что после этого здоровье пошатнется, но ничего, воюем! Так вот, зрение позволяет, спокойно сажусь в свою «волгу» и еду на дачу, которая находится в 30 километрах от Минска. А там уже внуки скучать не дадут! (Смеется.)
– Удивительный вы человек, Петр Матвеевич, внуки вами гордятся!
Артур Проценко, газета «Донецкое время»