Ровно 55 лет назад наш выдающийся земляк Эмиль Фисталь пришел работать в Донецкую областную центральную клиническую больницу – теперь это Институт неотложной и восстановительной хирургии (ИНВХ) имени В. К. Гусака. За годы работы там хирург от Бога сделал более 20 тысяч операций, спас тысячи пациентов, многие из которых почти не имели шансов выжить.
Сейчас доктор медицинских наук, профессор Фисталь является директором ИНВХ имени В. К. Гусака, руководителем действующего при нем Донецкого ожогового центра, заведующим кафедрой комбустиологии и пластической хирургии Донецкого национального медицинского университета им. М. Горького, которую сам организовал в 2003 году. Хотя ему уже 81 год, Эмиль Яковлевич продолжает проводить сложнейшие операции и заниматься научными исследованиями. Мы попросили его поделиться воспоминаниями о своей жизни, посвященной медицине.
Справка
Эмиль Фисталь – Герой Труда Донецкой Народной Республики, заслуженный врач ДНР, заслуженный деятель науки и техники Украины, лауреат Государственной премии Украины, лауреат украинской общенациональной премии «Гордость страны» в номинации «Доктор года», лауреат премии лучшим врачам России «Призвание», победитель Республиканского конкурса «Человек года –2017» в номинации «За достижения в сфере здравоохранения», почетный гражданин Донецка, почетный гражданин Макеевки, член Американской ассоциации комбустиологов и объединения комбустиологов России «Мир без ожогов».
НАЧИНАЛ ХИРУРГОМ
– Эмиль Яковлевич, вы всю свою жизнь проработали в одной клинике?
– Нет. После окончания Донецкого медицинского института в 1964 году меня направили работать хирургом в Старобешевскую центральную районную больницу. Но через год главный врач областной центральной клинической больницы Валентин Байда пригласил меня в свою клинику. Причем позвал не потому, что я успел стать высококвалифицированным специалистом, а потому, что знал, что, будучи студентом, я играл в джазовом оркестре мединститута. Ему хотелось, чтобы коллектив больницы блистал не только в сфере медицины, но и в художественной самодеятельности.
С комбустиологией (ожоговой медициной) я впервые столкнулся в 1966 году, когда довелось принимать участие в спасении десятков людей, пострадавших от взрыва террикона в городе Димитров. Там в воздух взлетело 200 тысяч тонн породы, одну прилегающую к террикону улицу накрыло пламенем, другую – раскаленной пеплом. В Димитров выехал возглавлявший тогда кафедру и клинику госпитальной хирургии профессор Ростислав Богославский с группой врачей, в числе которых был и я. После выполнения неотложных мероприятий все уехали, а меня и хирурга Геннадия Лившица оставили для дальнейшего лечения пострадавших и наблюдения за ними. Когда мы напомнили, что не работаем в ожоговом центре, Богославский сказал: «Клиника одна, учитесь». Ну мы и начали учиться, а главное – все пострадавшие выжили. А с 1967 года я официально стал работать в ожоговом центре.
ДОСТИЖЕНИЯ КЛИНИКИ
– Расскажите о достижениях клиники за годы вашей работы в ней.
– Работа проведена колоссальная. Мы создали целую систему оказания помощи пострадавшим на шахтах и других предприятиях. Наша практическая и научная работа с каждым годом прогрессировала. Перечислю только некоторые: лечение отморожений, рубцовых деформаций. Виды травм и заболеваний, которые мы лечим кроме ожогов: обширных механических повреждений, последствий трофических язв, сахарного диабета, пластическая хирургия.
В области комбустиологии мы поднялись на более высокий уровень, чем другие регионы Украины. В 2002 году открыли первую в Восточной Европе лабораторию клеточного и тканевого культивирования. Она была создана для выращивания клеток кожи для пациентов с обширными ожогами, со временем мы стали использовать стволовые клетки для лечения длительно не срастающихся переломов, механических травм и комбинированных ран. Но сейчас работа лаборатории приостановлена, потому что у нас пока нет расходных материалов. Надеемся, что эта проблема в скором времени решится.
В 2012 году во время поездки в США для обмена опытом мы сравнили результаты нашей деятельности с результатами американских комбустиологов и установили, что по основным параметрам достижения были примерно одинаковыми, а в лечении наиболее тяжелой группы больных, у которых площадь глубокого поражения превышала 60 %, наши показатели были лучше американских.
– В 2007 году вы помогли спасти 16-летнего парня из Санкт-Петербурга, который в результате пожара получил ожоги 98 % поверхности тела, – по просьбе российских коллег отправили для него несколько десятков доз кожи, выращенной в лаборатории института. За участие в спасении этого пострадавшего в 2008 году вы были удостоены премии «Призвание», которая вручается лучшим врачам России. Часто ли к вам обращаются за помощью российские коллеги, насколько активно вы сотрудничаете с ними?
– Парня лечили разными способами три месяца, но результата не было. За это время у него три или четыре раза наступала клиническая смерть. Ко мне обратился за помощью известный профессор Алексей Георгиевич Баиндурашвили, который знал, что у нас есть лаборатория клеточного и тканевого культивирования, где мы выращивали кожу для трансплантации. За спасение именно этого пациента мы получили премию «Призвание». Ее вручала тогдашний министр здравоохранения РФ Татьяна Голикова, на церемонии присутствовали первые руководители России Владимир Путин и Дмитрий Медведев.
Со многими российскими коллегами мы продолжаем сотрудничать до сих пор. Встречаемся на конференциях в разных городах России: в Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре и других. Наши врачи ездят в Россию на курсы повышения квалификации и на конференции, идет обмен опытом.
ДОБРЫЙ «ПАПА»
– Когда в Донбассе началась война, вы могли бы уехать в любую точку мира, но остались в Донецке. Почему?
– В самом деле меня приглашали на Украину, в Россию, США, Израиль. Но я остался из чувства патриотизма. Здесь моя Родина, моя клиника. Как можно было все бросить?
– Тем не менее многие уехали. Большой ли отток кадров произошел в ИНВХ из-за войны?
– Да, мы утратили определенных врачей. Когда уезжают хорошие специалисты, обидно и жалко. Но у людей и в их семьях были разные обстоятельства.
– Наверное, есть среди уехавших врачей такие, которые хотят вернуться и работать в Донецке? Вы принимаете их обратно?
– Мы принимаем тех врачей, в которых нуждаемся. Но некоторые из уехавших говорили и писали гадости о тех, кто остался. Таких мы не возьмем.
Во время одного из визитов в Донецк известный артист Иосиф Кобзон навестил танкистов, которые лежали у нас в клинике с ожогами. В том числе он пообщался в палате с пострадавшим из Бурятии. Видеозапись этого эпизода увидел в интернете один мой коллега из Киева, после чего позвонил и спросил: «Вы что, Эмиль Яковлевич, бурятов лечите?» Я говорю: «И бурятов лечу. А ты что бы сделал?» – «Да я бы их расстрелял!» – ответил он. Вот таких «врачей» мы не примем.
– Вы знаете, что коллеги из вашей клиники за глаза называют вас «наш папа», потому что вы внимательны ко всем, не оставили их во время войны и сохранили клинику? Вы строгий «папа» – что требуете от подчиненных, за что их журите?
– К сожалению, я противник строгих наказаний и суровой критики, но иногда не получается сдерживаться.
Самым основным качеством врача считаю отношение к пациентам как к собственным родственникам и друзьям. Особенно, когда дело касается оказания неотложной помощи. Профессионализм, человечность, доброта, взаимопонимание – самое главное.
Виктория Лев, газета «Донецк вечерний»