Вот уже почти полгода длится специальная военная операция по денацификации Украины и защите Республик Донбасса от укронацистов. Обстрелы территории ДНР усилились. И это еще мягко сказано. Стараниями США и Европы украинские каратели получили оружие натовского образца, благодаря которому в Донбассе не осталось безопасных мест или необстреливаемых районов. Теперь вражеские снаряды прилетают и убивают детей даже в тех уголках Донецка, которые были тыловыми даже в 2014-м. Поэтому число беженцев возросло и продолжает увеличиваться с каждым днем.
Конечно, в братской стране, в России, наших людей встречают как родных. Помогают всем, чем только можно, – от одежды, до трудоустройства. Но есть и подводные камни, связанные с человеческим фактором и нюансами законодательства, столкнуться с которыми может каждый. Об этом и рассказала во время нашего общения дончанка Екатерина, уехавшая в Россию в апреле. До этого она решила остаться в Донецке и пережить все невзгоды. Но начались такие интенсивные обстрелы, что нервы женщины просто не выдержали, тем более что на руках у Кати двое детей, один из которых инвалид. Младший, четырехлетний сынишка боялся звуков канонады настолько, что большую часть дня стал проводить под кроватью или в шкафу. Старшая дочь – особый ребенок, у девочки аутизм и умственная отсталость. Ее состояние также стало ухудшаться на глазах. Решение о выезде Катя приняла после того, как дочь пережила серьезную паническую атаку, а сын начал периодически заикаться.
Выехали недалеко, в Ростовскую область, чтобы иметь возможность вернуться, как только улучшится обстановка. Да и находиться вдали от отца семейства, который сейчас воюет, не хотелось. Выбор остановили на небольшом городке, полагая, что в самом Ростове или не менее популярном Таганроге беженцев слишком много.
– Найти квартиру удалось быстро, – рассказывает Катя. – Бюджетный вариант однушки с ремонтом и мебелью советского образца на девятом этаже хозяин оценил в шесть тысяч плюс оплата воды и электричества по счетчикам.
– Вас приняли доброжелательно или не очень?
– Приняли нас хорошо. Чувствовалось, что в этом городке наши земляки местным не надоели и они готовы помочь, поддержать. Немного неприятно было, когда хозяин, узнав, что дочь у меня особая, спросил: «А она у вас не буйная? Мебель не будет крушить? А то у моей кумы сын, как подвыпьет, так буянит». Я сначала была шокирована. Но потом объяснила, в чем разница между алкоголизмом и аутизмом и что максимум, что может мой ребенок, так это прыгать и выкрикивать какие-то слова. И это в том случае, когда она переживает стресс. Младший – обычный, здоровый мальчишка – шумит даже больше. Потом оказалось, что по соседству двухкомнатную квартиру снимает многодетная семья из Мариуполя и двое моих отпрысков просто образец поведения в сравнении с их шестью детишками. Мы, кстати, быстро познакомились и начали дружить, хотя первая встреча на детской площадке обернулась чуть ли не скандалом. Сын высыпал песок на голову девочке из Мариуполя, за нее заступился брат, а затем уже за своего братика вступилась моя особая дочка. После мы с мамой этого семейства кричали друг на друга. Но потом помирились и начали делиться пережитыми ужасами войны.
– Беженские выплаты вы получили?
– Да. Оформили все быстро и легко, но на карточку наши тридцать тысяч пришли только через полтора месяца. А до этого мы жили на скромные сбережения, которые привезли с собой. Я искала выход и понимала, что мне нужна работа. Но возникли проблемы с устройством сына в садик. Конечно, я их решила. Но сначала выслушала высказывания в стиле «понаехали тут…». Место для ребенка нашлось после звонка в областное управление образования.
– А вакансия для вас тоже нашлась?
– Нашлась. Но не так просто. Ведь у меня еще дочь, требующая внимания. Устраивать ее в интернат я категорически не хочу. Поэтому искала вариант с неполной занятостью. Нашла место санитарки в поликлинике.
– Но это тоже полдня. Ваша дочка может оставаться одна так надолго?
– Дома, в Донецке, я не оставляла ее больше чем на два-три часа. Но здесь не было иного выхода. Я мыла полы рано утром, а потом, до двух часов, пару раз прибегала на квартиру, проверить, как мой ребенок. Начальство сначала ворчало, но потом привыкли.
– Я знаю, что у вас возникли какие-то трудности с получением паспорта для дочки?
– Да. Дело в том, что 14 лет ей исполнилось еще в январе, и с этого момента прошло более 90 дней. Поэтому получить паспорт через ближайший МФЦ не вышло, пришлось ехать в саму миграционную службу, расположенную в отдаленном районе. Это минут 40 на автобусе. Для обычного подростка ничего страшного, но не для девочки с аутизмом. Незнакомая обстановка, шум, множество людей стали для дочки стрессом. В какой-то момент она закрыла уши руками и стала раскачиваться из стороны в сторону, издавая монотонное мычание. Пассажиры были в шоке. Я объяснила, что ребенок особый. Кто-то понял, кто-то даже высказал сочувствие. Одна бабуля даже дала дочке пригоршню конфет. Но были и те, кто скорчил брезгливые гримасы. Обидно, но я стараюсь не обращать на такие вещи внимания. И вот в таком состоянии я привезла ребенка получать паспорт. Сотрудница миграционной службы начала доказывать, что моя дочь не дееспособна и не сможет расписаться в паспорте. Я стояла на своем: «В школе мой ребенок пишет диктанты и решает примеры по математике». Да и по закону я не лишала ребенка дееспособности через суд, поэтому не вижу никаких препятствий для того, чтобы она расписалась в паспорте. Дошло до того, что вызвали начальника миграционной службы, но спор решился в пользу моей дочки.
– Вас пугает то, что придется лишать дочку дееспособности?
– Я рассматриваю такой вариант. Но только после того, как она будет совершеннолетней. И то подумаю. Слышала, что по российским законам в те семьи, где под опекой находится инвалид, социальные службы приходят чуть ли не раз в неделю, рассматривая все условия чуть ли не под микроскопом. И если что-то не понравится, то могут отправить ребенка в психоневрологический интернат, лишив родителей опеки. Причиной может быть даже проблема со здоровьем у отца или матери. Поэтому я пока не хочу признавать мою дочь недееспособной. Да, она – инвалид, но я думаю, что сможет освоить какую-нибудь простую профессию и даже работать.
– Оформлять российскую инвалидность будете?
– Да, я уже занимаюсь этим. И в этом вопросе столкнулась с проблемой – при первом же визите к психиатру. Встретили нас недружелюбно. Узнав, что я хочу получать большее по размерам пособие, врач начала обвинять меня в корысти, в стремлении нажиться на моем ребенке. Я, конечно, ответила ей достойным образом, но и на горячую линию для беженцев пожаловалась. Реакция была мгновенной. В тот же день мне перезвонили из Ростова, принесли извинения и назначили новое время для приема. Врач была шелковая. Но сделала маленькую гадость, потребовав регистрацию, хотя по закону для получения социальных выплат этого не нужно. Я уже не стала ругаться. За дополнительную плату хозяин квартиры согласился все оформить. Мы уже прошли медосмотр. Хочу отметить, что недоброжелательная дама-психиатр – исключение из правил. Все остальные специалисты хорошо относятся к «понаехавшим».
– Возвращаться в Донецк планируете?
– Ну конечно! Ведь здесь остались мои родители, свекровь, муж. Я каждый день молюсь за него, чтобы все было хорошо. Его редкие звонки для нас настоящий праздник. Вернемся, когда закончится этот кошмар. А пока будем в России. И нам спокойнее, и нашему папе легче воевать.
Источник: газета «Донецк вечерний»
Автор: Ксения Белашова
